Воспоминания о учебе в Кременчугском пединституте 1932-1935г.г.
Воспоминания о учебе в Кременчугском пединституте 1932-1935г.г. — уникальный материал сохранился и стал доступен для исследователей благодаря подполковнику МЧС Виталию Ткаченко. Это фотографии и воспоминания о учебе в Кременчугском пединституте его деда — Зинченко Михаила Захаровича.
С его разрешения мы публикуем отрывок из воспоминаний и уникальную фотографию — выпускники химико-биологического факультета Кременчугского пединститута 1935 года.«В середине сентября 1931 года в комсомольском комитете совхоза мне сказали, что по заданию райкома комсомола и по согласованию с профкомом меня посылают на учёбу в Кременчуг, на рабфак при пединституте. Я согласился. В то время я особо не задумывался, где хочу учиться. Во мне пробудилась жажда учиться, учиться где угодно. Так я стал студентом сразу 3-го курса рабфака и 1-го октября уже присутствовал на первом занятии. Всё было необычно и очень интересно, а через некоторое время приехали мои друзья по школе Сурмило Трофим и однофамилец Зинченко Михаил Антонович. Стало веселее, особенно когда нас поселили в общежитии в одной комнате. Четвёртым в комнате был Дженко Василий из Херсонской области, жили мы дружно, учились прилежно.
Не успели, как говориться и оглянуться, как окончился учебный год. Экзамены сдали нормально и стали студентами института. Снова таки, без особого выбора, больше всего по рекомендации комсомольского комитета, я, Трофим и Василий пошли на факультет химии и естествознания. Началась настоящая студенческая пора – учёба, общественные дела, основательное изучение военного дела. В нашем институте была военная кафедра, и все мужчины проходили военную подготовку, имея отсрочку от срочной службы в армии. Начальником военного дела был некий Зуев, раньше служивший в коннице Будённого, который военное дело любил и знал, учил нас всерьёз. Мне очень нравились военные занятия – стал Ворошиловским стрелком, значкистом ГТО, ГСО, готовился на парашютиста, много прыгал с парашютной вышки.
В день 1-го Мая мы в форме «осовиахима» с учебными винтовками участвовали в параде войск гарнизона, делали это с большим энтузиастом.
Многое помнится из студенческих лет, но особо запомнился 1933 год. Как тогда говорили, год больших трудностей. А по-простому – голодный год. Почему он был таким, нам тогда не было ясно. В этом году вспомнился 1921 год, когда мы тоже голодали. Если до 1933 года мы, студенты получали маленькую стипендию и о помощи из дому не могли думать, хотя дома жили тоже скромно, не голодали и были сыты грубой пищей, то в 1933 году даже хлеб получали по карточкам сначала 300 грамм, а потом 50 грамм в сутки. Были супы «потолок», так как основной составной частью была вода, и в ней отражался потолок, а наполнителем было пшено, соя или плохая капуста со свеклой. Иногда от недоедания появлялось заболевание «куриная слепота» (ухудшалось зрение).
И как назло, рядом с общежитием располагался хлебозавод. Разносившийся с завода дух горячего хлеба переворачивал всё нутро. Чтобы иногда купить на рынке хоть малую краюху хлеба, приходилось в вечернее время искать работу – разгружать уголь, дрова, тюки сена, но много ли наработаешь на голодный желудок?
И, несмотря на это мы учились, делали, что требовалось, влюблялись, мечтали. Была и у меня, можно так сказать, первая трепетная любовь. Полюбил я студентку первокурсницу рабфака Сашу, она ответила мне взаимностью. По тогдашним временам мы стеснялись своих чувств и старались их скрывать. Когда мы встречались, то говорили «бог знает о чём», вздыхали, держась за руки, а при народе даже об руку не ходили. Так ни разу и не целовались, видать, уж очень были скромные и наивные, и с большими требованиями относились к себе. Но об этом сожаления нет. Пора той любви для меня осталась как что-то святое, возвышенное. Расстались мы в 1935 году после окончания института, когда меня призвали в Красную Армию и я уехал по назначению в Молдову. Два года я не был в Кременчуге, и Саша увлеклась лейтенантом местного артполка, вышла замуж. Это очень огорчило меня, но со временем я стал забывать, смирился с этим. Позже в Староконстантинове во время службы я встретил другую девушку – Аню, которая заполнила мою душу. Было мне уже 25 лет, служил я в казачьей дивизии в звании лейтенанта. В 1939 году летом мы с Аней поженились, и вот уже более 50 лет идём по жизни вместе, преодолевая трудности, деля пополам радости и горести, сколько можем, заботимся друг о друге. У нас есть сын Валерий, дочь Элеонора, два внука — Виталий и Сергей.
И снова о 1933 годе. Дома тоже было очень трудно. В канун весенней посевной по улицам Онуфриевки ходили уполномоченные районных организаций, сельсовета и колхоза, объясняя людям, что в колхозе создались трудности с зерном на посев и кормом для скота, и необходимо, кто сколько может, дать зерна и корма. А сколько можно было дать, если осенью по хлебопоставкам вывезли почти всё зерно и на трудодни давали мизерное количество? А давать надо, тем более что отец уже был член партии, должен подавать пример. В партию он вступил в 1932 году. Вообще к весне в доме был только хлеб, получаемый по карточке отца как работника совхоза. Вот и делил эту пайку просяно-соргового хлеба на троих – отец, мать и Мария. Выручало только молоко, которое давала захудалая от бескормицы корова по 2-3 литра в день, да курица давала 1-2 яйца.
Несмотря на навалившуюся беду, люди верили, что это временно, что скоро станет лучше. К большому сожалению эти «временные трудности» уносили жизни многих людей. От систематического недоедания, чрезмерного употребления соли и воды стали пухнуть и умирать люди. На «подгоре» тоже умерли некоторые, особенно пожилые люди.
Поредели ряды и студентов. Некоторые, не выдержав непрерывной муки недоедания и холода общежития, разъехались кто куда. Один студент опух и умер. Удивительно было и то, что терпя изнуряющее чувство голода, мы не теряли приличия, стыдились говорить о еде, вели себя так, будто ничего особенного не случилось.
С большой радостью восприняли мы команду студентам собираться для поездки в колхозы и совхозы на посевную, а некоторым на подсобное хозяйство института, которое организовалось на огородах заброшенного хутора близ станции Галещина. Я сначала неделю был в колхозе села Белецковка, помогал в проведении химической обработки посевного зерна. Потом в составе группы ребят нашего факультета под началом профессора Молокова-Журского поехали сеять овощи на подсобном хозяйстве. Профессор был прост и общителен как человек, рассказал много интересного. На досуге объяснил, почему он Журский. Дело в том, что до революции участвовал в подпольной деятельности партии, выполнял задания днём и поэтому товарищи по подполью дали ему кличку «Журский» (по французски означает «дневной»).
Трудно работать на подсобном хозяйстве, всё вручную, ноги вязли в сырой земле, однако со временем стало на какое-то время легче. Случайно кто-то в одном заброшенном дворе случайно обнаружил впадину. Раскопав это место, обнаружили картофель и кукурузу в початках, бурно радовались. Дело пошло, облущили кукурузу, нашли ступу и начали её толочь. Варили кашу с примесью картофеля. Но в тоже время не объедались, ели степенно, стараясь не выказать жажду к еде. Много шутили, читали стихи Сосюры, а некоторые и свои сочинения. Вечерами, когда ложились спать на соломе в хате, с интересом слушали своего любимого профессора. »
При использовании материала ссылка на http://www.kremenhistory.org.ua является обязательной.